Укротители воздуха: по небу за зайцем

— Пилот жив, полёт удался, — штурман ловит стропы и улыбается своему другу. Шар ложится по ветру, корзина валится на бок. Красный и мокрый Андрей мягко падает на траву и даёт последний залп огня.

Кто больше волновался за этот соло-полет — не понятно. Пилот Андрей Чижов невозмутим, улыбается одним уголком губ и даже не спрашивает у своего штурмана о том, как обстановка у других аэронавтов. А штурман Денис Смирнов сыпет вопросами — короткими, деловитыми, ни грамма суеты в голосе или жестах. 

— Ветерок то бодренький, — слышится женский голос из под толщи ткани — это Анна Чижова привычными движениями складывает шар и комментирует полёт.
Никто не смеётся в голос, все непринуждённо улыбаются, и только водитель команды с неизменным выражением лица начинает разбирать гондолу. Работу здесь не делят на мужскую или женскую, сложную или простую.

40 километров над Псковской областью и три задания за один соло-полёт: ни тебе штурмана, ни пассажира — один на один с небом, ветром и огнём. Вот только шар-"заяц" не пойман. Не потому что мастерства не хватило. Ушастого попросту не выпустили "из норки". 

Одиночный полёт на тепловом аэростате — заключительный этап спортивного состязания. С эшелона, где могли бы летать самолёты, но не летают, потому что аэропорта в Великих Луках нет, нужно попасть в мишени. "Заяц" летит, куда ему вздумается. Лес, поле, река — где получится, там и размещает мишень — крест на ткани размером метр на метр. Ещё пять лет назад попасть маркером в радиусе километра от мишени считалось отличным результатом среди спортсменов-аэронавтов. Сейчас Андрей может попасть в траву в 80 сантиметрах от креста. А если сосредоточиться, то и в "яблочко".
— Нельзя пускать "зайца" первым, — натягивая стропы для очередного взлета, поясняет штурман Денис. — Иначе другие задания становятся невыполнимыми в принципе. Если ветер правый, а следующая цель после "ушастого" – слева? Мы, конечно, плаваем по воздуху, но что ты, грести будешь? Поэтому сначала надо "вальс" станцевать, потом судейские цели взять ,и уже тогда охотиться на "зайца".
— Мы можем подняться со скоростью девять метров в секунду и опуститься так же. Ну это всё равно, что преодолеть пятиэтажный дом за секунду, — Андрей проводит газовые шланги. Гондола почти собрана. — Но вот по горизонту нас движет исключительно ветер.

Четыре утра, совсем светло. Небольшая поляна под посёлком Захарино в Псковской области, в 20 минутах езды от столицы воздухоплавательного спорта России. Мы с оператором жонглируем аппаратурой, стараясь не упустить ни движения, ни слова команды. Помощь им не требуется. Вроде, есть куда приложить лишние руки, но они вчетвером так слаженно работают, что не хочется вмешиваться. Это скорее будет помехой, чем помощью. 

— Жёсткого приземления не бывает. Мы же, когда заходим на посадку, прижимаемся к земле, идём на минимальной высоте — полметра, сдергиваем клапан и корзина притирается к земле и всё, шар ложится. Если только ты намеренно не плюхаешься с пятиметровой высоты. Но опять же, это зависит от опытности пилота, — говорит Андрей, смущённо пожимая плечами, словно "опытный" — это кто-то другой, а не он. — Я как-то садился на скорости 60 километров в час, в корзине было два пассажира, девушки. И ничего, никого даже не тряхнуло.
— А нам в полет можно? – я даже не надеюсь, но не спросить не могу.
— Эх, если бы вы нам раньше сказали… У меня уже официальный фотограф Федерации будет. Я бы, конечно, с удовольствием взял питерских, — Андрей Чижов снова смущенно пожимает плечами.

Поднимается равномерный гул. Людских голосов уже не слышно. Музыку, звучавшую из машин экипажей, тоже заглушило. На моторы не похоже. И вдруг отовсюду начинают доноситься резкие, короткие, шипящие звуки.  Оператор замирает на секунду – выбирает, чем бы это лучше снять: стационарной камерой, квадрокоптером или схватить фотоаппарат. Команды начинают надувать аэростаты. Над травой вырастают гигантские цветные грибы.

35 воздушных шаров на массовом старте. Даже бывалые пилоты озираются – такое собрание аэростатов в одном месте для них тоже редкость. Обычно экипажи взлетают с разных полянок, кому где ветер кажется более подходящим. 

Шары "встают" в полный рост. Люди всё также расслабленно ходят от машин к аэростатам. Экипажи общаются между собой. Может они и конкуренты, но глядя со стороны, понимаешь — братство. 

— А где приземляться будете? – мы с оператором заряжаем квадрокоптер, а сами уже строим планы на следующую картинку.
— О, это где придётся. Выберу полянку поудобнее. Вон у ребят в машине трекер, они по моему логеру отслеживают, где я, ну и рация, конечно. Главное – чтобы машина приехала вовремя.
— То есть, нам никак не снять приземление, — задумчиво констатирую я. Это неудача: картинки с воздуха не будет, место приземления не предугадать.

— Ребята, вы с нами? – жена пилота словно и не сомневалась, что мы отныне повсюду с командой. — Грузите технику в багажник и помчали, ветерок бодрый
Переглядываемся с оператором, мол, смотри-ка, воздухоплавателям надо думать о полёте, а они за нас переживают. Как и аэронавты, мы с оператором можем не озвучивать друг другу свои мысли – и так понятно. К машине мы шли уже летящей походкой.

Аня выглядывает из автомобиля, ищет в небе герб Санкт-Петербурга. 
— Ветерок бодрый, хорошо летят, — уже не так звонко говорит она.
— Здесь тормознём, успеете, — водитель сворачивает на обочину.
Где мы – непонятно. Следуя за шарами, перестали следить за табличками населенных пунктов. Навигация выглядит несколько непривычно, понять, что на мониторе мы не можем.
— Ну чего сидите? Снимайте, улетит, — голос водителя Жени Верста слышим только второй раз за полтора часа.
Оператор одним махом оказывается на улице и запускает вертушку. Работать надо быстро, но благодарность на его лице прочесть успеваю.
— Ветер камеру сносит, не могу поймать кадр, — оператор пытается направить коптер в сторону шара с гербом Петербурга.
— Прыгай, сейчас догоним, — доносится из машины.
Следующие несколько километров едем, слушая, как ловят ветер и почему в корзине всегда должна быть бумажная карта местности. На обратном пути узнаём, как Андрей и Аня познакомились. Но это уже другая история.  

Спортивные полеты на тепловых аэростатах на этой международной встрече воздухоплавателей выполнялись в основном на рассвете, когда погодные условия значительно лучше. Перед сольным заходом приземный ветер был 3 — 4 км/ч. На эшелоне — 34 км/ч. Такая скорость ветра — на грани. Могли и отменить этап. Пассажиров не брали — скорер (судья чемпионата) и офицер по безопасности даже не слушали, как только понимали, что люди просятся пассажирами в гондолу. А пилоты пожимали плечами — они явно не против такого балласта. Андрей и вовсе уверен, тяжесть была бы на руку.

В корзине уже четыре баллона с газом.  В "соло", как и в других этапах, скорость, с которой спортсмен справится с заданием, не главное. Он может сесть хоть на последних каплях газа, дело его. Меткость — вот, что оценивают — мастерство противостоять потокам воздуха или наоборот, положиться на стихию.

Полдень. Лагерь спит. Вечером предстоит ещё одно испытание. Приз за него — уже не кубки и медали, а 150 тысяч рублей. Любители тоже взмоют в воздух. Задача — с борта аэростата попасть кольцом на шест или маркером в корзину. А мишень находится на реке Ловать. И предсказать, какой ветер будет у самой водной глади, не берётся даже опытный штурман или пилот. Ловать пересекает Великие Луки по центру. У главной площади и Центрального моста и разместили катер с мишенью. Пролетать придётся впритирку к крышам домов, сквозь кроны деревьев, лавируя между проводами электропередач. А шар объемом в среднем 2000 кубометров.

В этот полёт Андрей Чижов берет нас, своего сына и племянницу, жертвуя штурманом и самым большим баллоном газа. "Только не мешайте", — ждали мы указания. Но нет. Андрей также спокоен и улыбчив.
— Хорошо идёшь, так и держи. У реки левит, — штурман Денис по рации помогает пилоту. 

Когда понимаем, что надо тормозить, сознательно летим в дерево. Крона немного помогает подправить курс. Я закрываю детям лицо, чтобы ветки не били, оператор продолжает виртуозно менять технику. Залп газа, проверка курса, переговоры по рации, спуск клапана — Андрей всё делает размеренно. И вот из-за деревьев показалась река.

Набережная – как муравейник. Кажется, весь город высыпал на променад. Аэронавты черпают воду корзиной, метят, промахиваются и решают устроить шоу, раз уж с задачей на приз не справились. Кто-то даже приземлился в самый центр толпы. 30 метров не хватило пилоту питерского экипажа. Кольцо плюхается в воду и уходит по течению. И мы тоже начинаем лихачить. До самого моста летим вплотную к водной глади. Племянница Чижова, Ксюша, готова заплакать – высоты она не боится, а вот вода ребенка напугала. Успокаиваю как могу. Подлетев впритык к мосту — можно руку зрителям пожать, взмываем вверх.
— Питееер, привет!!! — кричат с моста.

Крымчане почти сели на катер с мишенью. Сомнений больше нет — приз увезут в Феодосию.

Международный чемпионат — ещё и городской праздник. Такое шоу, как на Ловати, и фестиваль свечения на главной площади, редко увидишь в других регионах страны. 850-летие Великие Луки отметили, как и полагается столице воздухоплавательного спорта. 

Праздник обещал закончиться лишь к утру. А перед нашим отъездом экипаж Чижова посвящает нас в воздухоплаватели по всем традициям. Крайнее ("последний" не говорят, аэронавты, как и пилоты всех видов воздушных судов, суеверны), что мы услышали, удаляясь от команды, было: "Я рад, что деньги уедут в Крым. Вам они нужнее".