Константин Лавроненко: «Армяне, русские – мы все похожи»

Единственный российский актер, удостоенный Золотой пальмовой ветви Канского кинофестиваля за лучшую мужскую роль, Константин Лавроненко снялся в фильме «Землетрясение», рассказывающем об катастрофе 1988 года, произошедшей в Армении. Лента выходит в прокат 1 декабря. Кино-театр.ру поговорил с Лавроненко о работе с режиссером Сариком Андреасяном, армянском характере и трагических страницах истории.

На пресс-конференции по фильму вы рассказывали, что приняли решение сняться в «Землетрясении» за 25 секунд. Что для вас было главным в этом проекте и что повлияло на такую скорость принятия решения?

В любой истории, в любом предложении меня, в первую очередь, волнует сценарий, во вторую – команда, с которой я буду работать. Здесь все сложилось. Не могу не сказать про продюсера фильма Рубена Дишдишяна, с которым я уже работал. Все предложения, которые идут от него, мне очень дороги, и я всегда с особым внимание и интересом отношусь к его проектам. К тому же я четко понимал, что на людях, которые делают этот фильм, лежит огромная ответственность — и они к ней готовы. Думаю, было очевидно, что это даже двойная ответственность, поскольку воспоминания о тех трагических событиях никуда не исчезли – та боль и те раны живут и кровоточат до сих пор. И перед командой фильма «Землетрясение» стояла задача сделать его так, чтобы не только никого не обидеть, не быть излишним, но максимально оголять все – и боль, и нервы. Только так можно посмотреть в глаза страшному событию. Еще раз, всем вместе, честно, открыто — и понять, насколько наша жизнь хрупка, быстротечна, и нужно любить и ценить саму жизнь.

Часть съемок проходила в Армении. Вы бывали там до этого? Удалось ли вам что-то понять об этой стране и самих армянах?

До этого я не был в Армении. Давно хотелось туда поехать, но не получалось. Съемки там были очень короткими, поэтому, конечно, не удалось все посмотреть, много пообщаться. С армянами я хорошо знаком – у меня есть друг детства. Но я не ищу отличий между нами: армяне, русские – все равно, мы все похожи. Тем не менее на меня большое впечатление произвели мои коллеги по съемочной площадке. Несмотря на то, что история очень трагичная, мы не могли жить все 24 часа, скорбя и плача, жизнь она же в разных проявлениях, а боль – это вещь, которая живет с тобой все время. Работа у нас была очень разная, но колорит, юмор армянских актеров всегда присутствовал, и это классно, конечно. Он особый, замечательный, он создает свою атмосферу. И вот это удивительное сочетание юмора, пронзительности и другого, может быть, темпоритма, скорости, — это для меня и есть армянское нутро, которое я узнал на съемочной площадке.

Как вам работалось с Сариком Андреасяном?

Еще одним открытием на этом фильме для меня стал, конечно, вот этот человек – Сарик Андреасян. Я ничего о нем лично не знал, только слышал про какие-то работы. Но вокруг существует много всяких мнений по поводу фильмов. Если думать обо всем об этом, кто чего делал, каким образом, и бояться всего, тогда лучше ничего и не делать и будешь в безопасности. Поэтому я на это все абсолютно не смотрел. Более того, я понимал, что Сарик – армянин, он пытается взять эту историю, и он в этом отдает себе отчет. Сарик – очень тонкий человек, деликатный, воспитанный, порядочный, и для меня эта совместная работа стала открытием. Он был очень внимателен, мы вместе принимали какие-то решения, изменения по ходу съемок, какие-то текстовые придумки. Мы были открыты друг другу, я чувствовал с его стороны контакт, поэтому нам работалось очень хорошо – не надо было долго в чем-то уговаривать друг друга, спорить о чем-то. Нет, ничего такого не было. Нам было достаточно коротко все обсудить, мы понимали, о чем идет речь, он слышал мои предложения, я – его, так что все складывалось в этом смысле понятно и здорово.

Помогала ли вам как-то остальная съемочная группа и сама площадка? Я была на съемках в Москве, где была выстроена просто потрясающая декорация.

Вот вы сами все видели. Это не то что восхищение, нас просто пробирало, когда мы находились в этой атмосфере, энергетике. Достаточно было это чувствовать и пытаться быть в этом всем максимально убедительным. Это огромный труд, не просто люди приехали и что-то сделали. Это было невероятно, трудно, сложно. Но в каждом проекте, в каждом фильме, в каждой работе существуют свои сложности, поэтому говорить о том, это мой самый трудный проект, нельзя. Но здесь были особые сложности, связанные с темой фильма. А что касается художников-постановщиков, то они сделали невероятные вещи, это большая работа, проделанная десятками-сотнями людей. Я же не слепой. Отработаешь сцену, выходишь к себе в вагончик, погреться, собраться, а десятки людей находились весь день там. И я выходил, видел, в каком они состоянии, но никто не роптал на тяжесть и сложность. Поэтому я могу только с огромным уважением и благодарностью относиться к их работе.

В фильме вашу жену играет Мария Миронова, но, насколько я знаю, вы с ней на съемочной площадке так и не встретились. Насколько для вас было необычным играть такие отношения?

В этом была часть истории, мы знали, на что идем, готовились. В любой актерской работе ты понимаешь, из чего состоит твой герой, пытаешься вытащить из себя разные человеческие чувства, понять, как твой герой общается с другими людьми, какие эмоции в нем отзываются, и стараешься придать ему какие-то явные или наоборот менее явные черты, полутона. Так что сложностей особых не было, такие вот у нас сложились непростые взаимоотношения с «женой».

После премьеры «Землетрясения» многие зрители говорили о том, как их тронуло кино, некоторые плакали, а вы в одном из интервью сказали, что «это кино без валидола» смотреть невозможно. Как вы считаете, насколько такая реакция сейчас нужна зрителям? Все-таки в последнее время все привыкли к тому, что кино – это скорее развлечение.

Мне кажется, нелепо высказываться в ту или другую сторону. Кино должно быть разным, почему оно должно быть таким или таким? Мы все разные люди. Один находится в определенном периоде жизни и ему хочется смотреть одно, другому – другое, третий вообще не хочет кино смотреть, а хочет читать или путешествовать, десятому хочется в футбол играть. Мы же не можем сказать: «Ты неправильно живешь, ты должен пойти и поплакать» или «Ты что плачешь, ты должен пойти и посмеяться». Глупо и нелепо давать такие советы. Другое дело, что подача этих эмоций должна быть ненавязчивой и аккуратной. А это сделать очень сложно.

Мне кажется, наш фильм особый не в том смысле, что он такой прекрасный замечательный, а потому что история живая. Он не то, что документальный, но он связан с документальностью – недаром в конце фильма документальные кадры. Мне странно и трудно определить его точный жанр. Я не считаю, что «Землетрясение» идеален как фильм. Ничего не может быть идеальным, на мой взгляд. Это только мое мнение, а мнений – десятки. Фильм не идеален, мне бы хотелось, чтобы в чем-то он был другим. Но он такой, какой есть. И мне не кажется, что все люди выходят и взахлеб, падая на колени, говорят, что это шедевр. Нет. Есть абсолютно разные точки зрения, я их слышал. Более того, есть даже люди, которые ничего не говорят, но я вижу, что они фильм не принимают.

Я в своей жизни сталкивался с разными мнениями по поводу фильмов, в которых я принимал участие, и спокойно к этому отношусь. И жизнь, и история кино показывают, что это вполне нормально и естественно. Я уважаю и понимаю позицию разных зрителей. Для меня самой ценной была реакция одного зрителя в Ереване. Это то, с чем я буду жить дальше. Подошла семейная пара, они были старше меня, в возрасте, мужчина – такой крепкий, высокий, но он был, что называется, почти без лица, без слез, абсолютно без каких-то выражений мимических, жена шла чуть сзади, у нее была легкая полуулыбка на лице. И этот мужчина подошел ко мне, пожал руку, обнял и очень сухо сказал «Я пережил это второй раз», развернулся, и они вместе с женой ушли. Я даже когда это сейчас вспоминаю, у меня мурашки бегают по коже. Они ушли, а я остался с этим стоять, так, словно меня окатили холодной водой. Вот эта реакция для меня была незабываемой, бесценной, и я понял, что все-таки мы не зря сделали этот фильм.