Майкл Фассбендер: «Инквизиция меня точно сожжет!»
У экранизации игры Assassin’s Creed долгая история. В 2011 году фильм планировался на студии Sony, но разработчики игры, французская компания Ubisoft, никак не давала добро на запуск фильма, желая контролировать каждый этап работы над ним. Студия не могла на это пойти, и проект был закрыт.
Учитывая, что Assassin’s Creed — одна из самых успешных игр, разошедшаяся на момент покупки прав тиражом свыше 30 миллионов экземпляров, Ubisoft посчитала логичным диктовать голливудским студиям свои правила. Однако Голливуд живет своей жизнью — он не собирался плясать под дудку европейских игроделов. Аналитики писали, что «Кредо убийцы» никогда не увидит свет, поскольку такие условия для игры неприемлемы.
Однако летом 2012-го ситуация изменилась. Майкл Фассбендер и его кинокомпания DMC Film поддержали дышащий на ладан проект по экранизации видеоигры, что привлекло студию Fox. Что в итоге получилось — решит зритель. Мы разговариваем с Фассбендером в Берлине, где студия Fox отдала целый день для российской прессы. Несмотря на существующую видеозапись, мы решили сделать транскрипт интервью, чтобы вам было удобнее.
— Для тамплиеров религия — способ контроля людей. Учитывая, что ассассины по сюжету потомки хашшашинов-низаритов, исповедавших ислам, то какой религии придерживается Агилар?
— По большому счету, ассассины стараются поддерживать свободу воли. В отличие от тамплиеров, считающих, что одни люди важнее или ценнее других, ассассины верят в то, что все люди равны. Если вернуться к игре, то там идея в том, что миром правят Древние, а люди — их рабы. Когда люди превзошли по численности Древних, они восстали, и Древние исчезли, растворились. Тамплиеры — слуги Древних, хотят вернуть их обратно. Если собрать все артефакты вместе, то Древние физически появятся в нашем мире. Ассассины стараются предотвратить это.
— Анимус в фильме смотрится очень здорово — вы здорово отошли от комфортной концепции из игры.
— Анимус в игре комфортный, правда. Но он также инертный. Конечно, нам хотелось это изменить — думаю, не очень-то интересно смотреть, как человек на экране просто лежит с закрытыми глазами (показывает). Так что первым делом мы начали размышлять, как изменить Анимус. В какой-то момент мы представили, что человек находится в своего рода жидкости, очень плотной, практически как в утробе. Но потом Джастин с художниками придумали эту механическую «руку». На мой взгляд, она потрясающе смотрится. Каллум физически повторяет все действия Агилара, он не стеснен в движениях. Ubisoft понравилось это изобретение. Возможно, они даже перенесут эту идею в игру.
— В наше время видеоигры становятся все более кинематографичными. Какой аспект этой игры кажется вам наиболее подходящим для кино?
— Пожалуй, она вся очень кинематографичная. Вселенная «Кредо убийцы» очень сложная, интересная и изобилует разнообразными возможностями. Уже то, что есть две оппозиционно настроенные группы — тамплиеры и ассассины — само по себе здорово. Здесь есть заклятые враги, есть постоянный конфликт. Они практически не могут существовать друг без друга. Плюс идея генетического путешествия во времени. Очень классная идея. Можно возвращаться в разные исторические периоды. Это идеально переводится на киноязык. Кроме того, имеется концепция артефактов. У нас это Райское Яблоко и то, что оно собой представляет. Можно обыграть его истоки, но при этом добавить еще кое-что.
— Компания Abstergo очень продвинутая в плане технологий. Учитывая, что за ними стоят тамплиеры, получается, что в вашем фильме у прогресса довольно мрачные замыслы — порабощение людей. Как думаете, стремительный прогресс вообще вредит людям?
— Пожалуй, в чем-то да. Но это же в человеческой природе. Промышленная революция была огромным рывком вперед. Даже во время войн, как мы знаем, разрабатывалось немало важных технологий. То есть, разрушение может принести какой-то созидательный элемент. Но вообще мы часто режем курицу, несущую золотые яйца.
— Чему бы вы хотели научиться у своих предков?
— Сейчас у нас очень привилегированная жизнь. На Западе, разумеется. Мы запросто путешествуем, выбрасываем много еды. Нам доступно практически все, что нам хочется. Всякий раз, когда я разговаривал с бабушкой и дедушкой, то поражался, как тяжело им жилось. Хотелось бы научиться больше ценить то, что мы имеем.
— Кто-нибудь из ваших знакомых-геймеров уже видел фильм?
— Несколько человек, работающих в моей кинокомпании — геймеры. Они смотрели фильм и им очень понравилось. Думаю, геймерам кино тоже придется по вкусу. Также очень надеюсь, что те, кто ни разу не слышал об этой игре, тоже посмотрят фильм.
— Когда фильм только запускался, все трейды (Variety, The Hollywood Reporter) писали, что вы по сути спасли фильм, будучи таким хардкорным игроком.
— Серьезно? Так писали? О, это точно не про меня! Я всегда честно говорил о своих отношениях с видеоиграми — я в них не играл! Не представляю, откуда они это выдумали.
— Но адаптацию игры вы, тем не менее, спасли своим участием. Что-то вас привлекло же?
— Первым делом — генетическая память. Мне кажется, в этом есть смысл. В мире, где заправляет фантазия, хорошо бы иметь идею, которая, скажем так, приземляет ее. Здесь весьма правдоподобная научная теория, ведь в нашей ДНК и правда есть вся память и знания предков. Они передавались нам на протяжении многих лет — будь то умение выживать или что-то еще. Кто-то назовет это шестым чувством, кто-то назовет это инстинктом. Откуда-то же птицы знают, что зимой надо улетать на юг. В общем, мне эта идея очень понравилась, я подумал, что классно было бы увидеть фильм с такой идеей.
Во-вторых — тамплиеры. Их все хорошо знают. Элита, правящая миром, верящая в науку, в порядок. Что, впрочем, не мешает им порабощать людей. Мне кажется, ассассины хорошо дополняют их, создавая любопытную динамику. Сообщество ассассинов, это братство, эта группа — они верят в то, что свободу воли нужно защищать любой ценой. И, конечно, порой им приходится жертвовать невинными людьми. Это несколько нарушает их философию, они сами себя компрометируют. Так что я подумал, что это идеальный мир для фильма. Временная линия из прошлого отлично подходила для экшен-сцен. Большая часть действия происходит в состоянии регрессии героя. Вообще интересно исследовать исторические события, может быть даже немного корректировать их. Например, есть у вас испанская инквизиция, своего рода религиозное очищение. Но на самом деле за ней многое стояло — политика, в частности. Ну, а у нас еще и тамплиеры.
— Экранизации видеоигр, как правило, получаются, прямо скажем, неважными. Как ваш фильм решит непростую задачу по разрушению мифа о плохих фильмах по играм?
— Признаться, я об этом не думаю. Мне просто показалось, что это очень богатый мир. И из него можно многое почерпнуть и дать возможность зрителям испытать это в кино. Это очень интересный мир. А в фильмах такого жанра, то есть, в жанре фэнтэзи, наш стоит особняком. Он достаточно оригинальный. Не существует черного и белого, мир несколько мутный в этом плане, морально двойственный. Многие экшен-сцены сняты не в декорациях, а в настоящих городах. Там не так-то много компьютерных эффектов, по большей части работа актеров и каскадеров. Наверное, это свежо, поскольку сейчас рынок переполнен фильмами, снятыми с огромным количеством визуальных эффектов.
Фильм частично снимался на Мальте
— В начале фильма Каллум Линч — чистый лист. Благодаря Анимусу он становится другим человеком, находит цель в жизни. Это несколько похоже на работу актера. Скажите, профессия как-то изменила вас как человека?
— Хм… Возможно. Что меня больше всего интересует в работе — возможность исследования человеческого поведения. Порой приходится увязывать персонажа с самим собой, пытаясь найти какие-то черты в нем. Мне кажется, мы все похожи — одинаково способны как на хорошие поступки, так и на плохие. Скажем так: благодаря профессии я лучше узнаю себя.
— Существует ли кредо актеров?
— Я даже не знаю, что это может быть! (складывает руки в молитвенном жесте) «У меня есть тайна! Я отлично сыграю!» Слушайте, ну помогите мне! Вы же журналист! Что там у меня… Учить наизусть реплики, попадать на отметку и слушать!
— Теперь, когда фильм вышел, вы ожидаете испанскую инквизицию?
— О, как в «Пайтонах»? Или чтоб сожгли? (смеется) Слушайте, меня точно сожгут! Но посмотрим!
